Да ведь вы же говорите, ей пятнадцать лет! Да неужели же я с вами рядом сяду и поеду, подумайте! Впрочем, – прибавил он торопливо, – так как я во всяком случае не поеду, то и не выставляйте мне никаких причин. Хорошо, поеду, – согласился он вдруг беспокойно и почти тревожно, вставая с места. Так сыном он его назваться недостоин. Так почему же-с, если порядочное? Но послушайте, ведь это, кажется, весьма порядочное семейство? Но во всяком случае это невозможно же, согласитесь сами… Но как же, если вы только три месяца вдовеете? Павел Павлович. – Что же, осчастливите, Алексей Иванович? Сядьте, Алексей Иванович, сядьте рядом и не раскаетесь! Нет уж вы, Алексей Иванович, теперь приоденьтесь, – юлил он радостно вокруг одевавшегося Вельчанинова, – получше, по-вашему оденьтесь. Вы не рассердитесь, Алексей Иванович, тут не дерзость-с; я только покорнейше и необычайно прошу. Это очень возможно-с, Алексей Иванович, – я при этом вас располагал познакомить-с, так, как приятеля-с; а во-вторых, вы ведь и без того там знакомы-с; ведь это к Захлебинину, на дачу.

Это только мое чрезмерное желание и не более-с, – продолжал тот умолять, – я не скрою тоже, что есть тут причина-с. Это был тот самый статский советник, которого он с месяц назад всё искал и не заставал дома, действовавший, как оказалось, в пользу противной стороны в его тяжбе. Вы просите о какой-то услуге с моей стороны, – спросил он задумываясь, – и ужасно настаиваете, – это мне подозрительно; я хочу больше знать. И он даже встал со стула от почтения. Все от этого (он указал на бутылку), да от чувства-с. Несчастный, он забыл, что между ректором университета и бедным студентом такое неизмеримое пространство, что страшно и подумать! Они помнят, они помнят-с, как вы были, – радостно подхватил Павел Павлович, – только вы семейства не могли тогда увидеть-с; а сам он помнит-с и вас уважает. Ну да, ну да, – улыбался Павел Павлович, как бы ободренный чрезвычайным удивлением Вельчанинова, – тот самый, вот еще помните, когда вы тогда шли с ним и разговаривали, а я глядел на вас и стоял напротив; я тогда выжидал, чтобы к нему подойти после вас. Я вам всё это расскажу в подробности-с, – приятно съежился Павел Павлович, – позвольте папиросочку закурю.

Да-с, – ужасно оробел вдруг Павел Павлович. Павел Павлович. – Нет-нет-нет! Павел Павлович объяснял с упоением. Эта злая мысль уже давно зашевелилась в нем, с самого начала, как только Павел Павлович возвестил о невесте: простое ли это было любопытство, или какое-то совершенно еще неясное влечение, но его тянуло – согласиться. Привлечь клиентов и отличаться от конкурентов вы сможете не только выгодной ценой, но также расширением спектра перечня оказываемых вами услуг. Пятнадцать-с теперь; но через девять месяцев ей будет шестнадцать, шестнадцать лет и три месяца, так почему же-с? Назад лет двадцать вместе даже служили-с, а тогда, когда подойти хотел после вас-с, у меня еще не было мысли. Муж на час, мелкие электромонтажные работы, навес полок, навеска шкафов, замена лампы, установка точечных светильников, более месяца назад, Котельники. Специализированные бригады выполнят быстро и качественно навес зеркал в любой комнате, независимо от его габаритов, дороговизны и сложности монтажа. Стало быть, еще не решено? Ведь для пяти-то старших девиц надо женихов приискать, что по возможности заблаговременнее делать следует, отцу-с надо, стало быть, вывозить-с, – чего же это стоит, я вас спрошу-с? К тому же вы сами сегодня увидите. То есть это только вид такой, для приличия, что будто и не говорят; а ведь как же не знать-с?

Я вижу, что вы, может быть, превратно меня поняли: ведь я слишком хорошо понимаю, что ни вы мне, ни я вам – мы не товарищи-с; я ведь не до того уж нелеп-с, чтобы уж этого не понять-с. Я помечтал, что, может быть, вы и не захотели бы при этом отказать… Нет, разумеется, я не про то… Нет, решено, всё решено-с. Нет, уж позвольте-с поцеремониться; вот я теперь и поприличнее. Из восьми девиц пять уж невест-с, старшей-то двадцать четыре года (прелестнейшая девица, сами увидите-с!), а шестой – пятнадцать лет, еще в гимназии учится. Не церемоньтесь, оставайтесь в чем вы есть, – Вельчанинов уселся на стул. Вельчанинов странно глядел на него. Вельчанинов тоже встал с места. Но Вельчанинов всё еще отказывался, и тем упорнее, что ощущал в себе одну какую-то тяжелую, злобную мысль. » – думал про себя Вельчанинов. Он сидел, облокотясь на руку, и раздумывал. Он часом был тут. Он злился даже на себя за что-то. Что защищать Москву лишился прежних сил! Что ж, батюшка? Вы верно скажете: „И в карете сидит дурак и на козлах дурак”… Что ж, это дочь его? И чем больше тянуло, тем более он оборонялся. Дротов дышал, как паровая мельница: кроме мотыг, рогами подвязанных за его спиной, он тащил на себе продовольствие отряда.